Глядя на эти фото, трудно поверить в то, что на них у меня уже был рак. 

Я — абсолютно здоровый человек, спортсмен, не курящий, без особых вредных привычек, без отягченного семейного анамнеза. Мама и папа живы и, слава Богу, прекрасно себя чувствуют. И вдруг — рак. Да еще какой — четвертой стадии, жесть.

Также обидно за то, что я всю жизнь занимался собственным здоровьем и следил за физической формой. Если и болел простудой, то раз в три года, да и то легко, практически не пропускал по болезни рабочих дней или важных мероприятий. 

Я все думал, стоит ли писать эту книгу. Кто ее будет читать? 

Судите сами: когда человек здоров, он не хочет в это вникать.

Для нашей психики нормально и логично стремиться к позитиву. 

А еще есть такая известная установка: мол, если я буду мыслить позитивно, то мне ничто не угрожает, а так я начну вникать — и привлеку беду. 

Часто на онкологических пациентов смотрят, как на неудачников, которые в чем-то сами виноваты. 

Раз ты заболел, подумай, почему. Возможно, ты заслужил, где-то накосячил, пропустил гол, вляпался, недосмотрел, не предугадал. 

Часто это «закрывает» такого больного, замыкает его в себе. Человек ощущает некий комплекс вины, отбраковку, отчужденность от мира здоровых. 

Чего уж там говорить, я сам таким был… До диагноза. 

Мой офис расположен так, что мне приходится проезжать мимо онкологического центра. Каждый раз я смотрел на лица пациентов, выходящих из центра, — бледные, изможденные. Про себя я говорил: «Нет, мне это не грозит. Я — здоровый, позитивно мыслящий человек». В те моменты я даже старался не включать эмпатию, не пропитываться чувствами этих людей, чтобы не пропустить внутрь сомнения и страх. 

---

Так для кого я написал эту книгу?

1. Для тех, кто уже заболел.
2. Для тех, чьи родственники больны.
3. Для тех, кто находится в зоне риска.
4. Для тех, кто пока здоров и способен мыслить и сделать что-то для собственной защиты.

---

Какой я человек? Короткая история жизни до момента диагноза

(поэтому в прошедшем времени)

Я — доктор, бизнес-тренер и медицинский предприниматель, основатель компании «Агентство Медицинского Маркетинга», а также смежных бизнесов: студии красоты Charisma, частной многопрофильной клиники «Доступный доктор», трех зарубежных представительств, издательского дома АММ, Академии Непрерывного Фармацевтического Обучения фармацевтов (АНФО) и других проектов.

Не все мои проекты шли гладко. Со многими я мучился, многое сразу не удавалось, но по итогу я побеждал — почти всегда.

Я жил какой-то особенной жизнью «целедостиженца», много трудился, написал семь книг — хороших книг для врачей и фармацевтов. Книги покупают, читают, каждый день благодарят. 

У меня достойное образование, высшее медицинское и высшее экономическое. 

Я делю всех людей на спринтеров и стайеров: первые все делают быстро и на лету, такие себе мастера начальных раундов, а вторым нужна инерция для разгона, но со временем они становятся все лучше и лучше. Я отношу себя ко второму типу людей. 

К примеру, на первом курсе медучилища я «нахватал» много четверок. Начиная со второго, я получал исключительно высший бал, в итоге заработал красный диплом. Та же история повторилась в Национальном медицинском университете имени А. А. Богомольца: на первых двух курсах были четверки, и даже попадались тройки (которые я потом пересдал), то есть начал как заурядный студент. Но уже с третьего курса я получал на экзаменах исключительно отличные оценки, в итоге окончил университет с красным дипломом, в ТОП-3 по рейтингу баллов. 

Я всегда работал. После окончания медучилища — на скорой помощи в СТЕБ-бригаде (это специализированная бригада-кардиореанимация). Практически все то время, пока учился в медицинском университете, работал в кардиореанимации Центрального военного госпиталя, причем почти на ставку — то есть приходилось не спать каждую вторую ночь. 

Окончив университет, я легко устроился в престижную Октябрьскую (ныне — Александровская) больницу врачом кардиореанимации, где стал хорошим доктором, которого любили пациенты и уважали коллеги.

Буквально с началом врачебной практической деятельности я устроился на подработку в фармацевтическую компанию медицинским представителем, потому что со времен университета привык выполнять несколько дел одновременно. В фармкомпании я тоже преуспел, и через три года меня повысили до должности продакт-менеджера. Параллельно с этим я продолжал работать доктором кардиореанимации.

Покинуть медицину мне пришлось в связи с моим судьбоносным переходом в ЗАО «Фармацевтическая фирма “Дарница”». Данная компания предложила мне должность руководителя кардиологического направления с зарплатой 2000 долларов. Это был рост, и на тот момент — немалые деньги, я решился полностью уйти из медицины в фармбизнес. 

В «Дарнице» меня встретил достаточно неожиданный успех. Я легко развил направление кардиологии, и меня повысили до самых высот: теперь я стал заместителем генерального директора по маркетингу, экспорту и регистрации. На данной позиции я протрудился весьма успешно три года, а далее случился кризис 2008–2009 года. В этот момент у нас с акционерами возникли противоречия, и мне пришлось покинуть предприятие, в которое я инвестировал много лет своих усилий.

Далее меня ждали тяжелые времена. Учитывая, что я «слетел» с самого верха иерархии крупного предприятия, должности ниже меня совсем не устраивали. В тот период мне предложили две работы с неплохими окладами — 4000 долларов, но… я отказался.

В то непростое время у меня с женой Ириной родился сын Егор, кроме того, у меня есть дочь Валерия от первого брака. 

В общем, деньги заканчивались, а подходящая работа моего уровня все не находилась. Так я «проболтался» почти полгода.

Подтолкнула к открытию собственного дела меня Ирина. Она сказала: «Ты не соглашаешься на эти предложения, потому что созрел к собственной игре. Решайся и открывай свою компанию». 

И я решился…

Я открыл компанию «Агентство Медицинского Маркетинга», она же сокращенно — АММ (название немного напоминает скандальную компанию МММ).

Конечно, все шло очень сложно, особенно вначале. Я долго искал свою модель бизнеса. Было много ошибок и разочарований, попыток привлечения партнеров, минимум три раза я оказывался на грани банкротства. И все же победил.

На данный момент «Агентство Медицинского Маркетинга» — устойчивая компания, которая будет процветать и без моего непосредственного участия.

В последние годы перед болезнью я много ездил, проводил более 100 тренингов в год, открывал зарубежные представительства, инвестировал в дополнительные бизнесы для умеренной диверсификации, все получалось и мне, в общем-то, нравилась такая жизнь. 

Алматы, Ташкент, Бишкек, Улан-Батор, Тбилиси, Ашхабад, Вильнюс, Минск, Минск, Минск… 

Да, периодически после длительных перелетов и больших групп я жаловался, мол, надоело все, хочется просто уехать в Таиланд и жить в свое удовольствие. 

Но в глубине души я любил эти «страдания», трудные перелеты, тяжелые проекты и, на первый взгляд, неподъемные задачи.

Я брался за все заказы, и у меня получалось — как правило, клиенты оставались очень довольны, получал массу позитивных отзывов. 

Отдельной страничкой стали мои спортивные достижения. 

Честно говоря, я всегда тренировался, всю жизнь. Занимался самбо, боксом, борьбой, карате. Конечно, все это было не системно, периодами, и вот я решил это изменить. 

В 2019 году я пришел к отличному тренеру серьезно заниматься ММА (смешанными боевыми искусствами). Тренировался много, около двух часов ежедневно, причем часто в отелях или перед вылетами в командировки. По большому счету, все успевал и прогрессировал. Моей задачей было принять участие в открытом чемпионате по ММА среди любителей, я очень хотел подраться в клетке. В конце года я осуществил свою мечту и занял второе место. 

В общем, жизнь складывалась интересная, сложная, жизнь трудоголика и «достиженца». Но мне это нравилось: новые цели, новые возможности. Я совсем не думал ни о старости, ни о болезнях, чувствовал себя бодрым и успешным.

И грянул гром… Как я узнал диагноз

За месяцев шесть до обследования я обратил внимание на то, что у меня в стуле бывает кровь. Ну, мало ли причин, возможно, геморрой, который у меня когда-то был, возможно, какая-то трещина от физических перегрузок.

Вот ведь горе от ума! Человек без высшего медицинского образования сразу забил бы тревогу и побежал к врачам. Но у медика с кучей проектов нашлось много отговорок и причин не делать этого. Ведь я сам врач, «ничего страшного быть не может», пройдет.

Кстати, визит к врачу многие откладывают, а зря…

Лэнс Армстронг, американский велогонщик, шестикратный победитель «Тур де Франс», в своей книге «Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни» рассказывает о том, что он очень долго испытывал боли, но все откладывал визит к врачу — «да пройдет, точно пройдет». Как вы, может быть, знаете, само не прошло. Вот что пишет Армстронг:

Каким бы здоровым ты ни был, нельзя игнорировать симптомы. Вы наверняка сталкивались с постоянно болеющими параноиками? В каждой семье есть человек, которому всегда хуже всех, он вечно болен, и ему все сочувствуют, помогают, потому что он больной. Как правило, эти люди переживают всех… Они вечно болеют до 100 лет. Мне помог карантин. У меня был большой зарубежный заказ, но он отменился… Как раз тогда у меня появилось время, и я смог записаться на колоноскопию…

Я пришел в назначенное время к колоноскописту в медицинскую клинику «Добробут», и сразу попросил доктора проводить исследование без наркоза, чтобы иметь возможность наблюдать на мониторе картинку в момент обследования. Доктор начинает обследование — совсем не больно, но неприятно, конечно. Есть ощущение, что кто-то рыщет у тебя в кишках, типа «бабочки летают». — О, вот полип, наверное, он и является причиной кровотечения. — Ну слава Богу, а я уже надумал себе разного всякого… Полип удалим и делов-то. И тут мы доходим до сигмы… Мы вместе видим циркулярное образование протяженностью 8 сантиметров. Мы переглянулись… Все было очень ясно и типично. Я сказал:

— Понятно, рак?

Он ответил: — К сожалению, 100 %. — Ну, что тогда, выходите и давайте искать метастазы. Компьютерная томография сейчас работает? — Уточню, но не уверен. Для меня сразу организовали компьютерную томографию, и мне удалось, не дожидаясь результатов официального заключения, сделать пару снимков на телефон с экрана. Я спросил у врача. — Мне кажется, что есть что-то в печени, возможно, артефакт?

— Слушайте, давайте не будем торопиться, посмотрим без спешки и выдадим официальное заключение.

После колоноскопии и диагноза мне нужно было поехать домой и подождать результаты компьютерной томографии.

Ох, как трудно ждать в такие моменты, ждать и осознавать. Что я испытывал?

Все мы знаем стадии принятия неизбежного, которые описал Гоблин.

Первая стадия. Отрицание.

Вторая стадия. Гнев.

Третья стадия. Торг.

Четвертая стадия. Депрессия.

Пятая стадия. Принятие.

Я сразу вспомнил жирафика, который застрял в зыбучих песках — в Интернете есть замечательный ролик на эту тему.

Поскольку я тренер и врач, я хорошо знал эти стадии, и я их не испытывал. Чувствовал ли я страх? Скорее нет, чем да. Я не плакал, не причитал, но я испытал сожаление… Как же я мог проморгать такой диагноз?

Ведь я же хороший диагност, умный человек. Как же я не заметил, не сообразил, что я пропустил, как все начиналось?

Также в голове у меня прозвучал голос Анатолия Кузнецова, который играл Сухова в кинофильме «Белое солнце пустыни»: — Сразу умрешь или хочешь помучиться?

— Лучше, конечно, помучиться.

Рассказывать ли семье? Конечно, я сразу сообщил жене. Сыну сказал, что у меня полипы, и нужно будет их удалить.

Маме я смог рассказать немного позже. Какова была реакция родных?

— Да ну, каким бы ни был твой диагноз, ты победишь. Это какая-то случайность, ошибка, недоразумение, артефакт, нонсенс. Вечером мы напряженно ждали результаты компьютерной томографии. Хоть бы не было метастазов. Боже, давай хоть без метастазов! Я проверял почту каждые пять минут, и вот пришло письмо с вложенным заключением. В правой доле печени — объемный метастаз 58 мм, блин! Как так — сразу четвертая стадия? Почему не первая, не вторая? Неужели я так долго тормозил, переходил, так поздно обратился? Я всегда все делал заранее, как бы с запасом. Я никогда не опаздываю. Если мне нужно читать тренинг, у меня он на компьютере и дополнительно на двух флешках, для надежности. С запасом готовился к мероприятиям, к экзаменам, соревнованиям, денежным затратам.

Как же так, почему сразу крайняя стадия рака? Почему так несправедливо? Я же не курил, мама-папа здоровы, лишнего не ел…

Для тех, кто не совсем в теме, объясню простыми словами, какие различают стадии рака.

В онкологии есть удобная классификация TNM, применяемая во всем мире. Разработана была еще в середине XX века. В последний раз подвергалась редакции в 2009 году. Последующая редакция планируется по мере накопления информации о новациях в диагностике и лечении рака.

Аббревиатура классификации имеет информативный характер, каждая ее буква несет сведения о характеристиках злокачественного образования:

Т (tumor) — это описание начальной опухоли;

N (nodus) — миграция опухоли на регионарные лимфатические узлы;

М (metastasis) — наличие метастазов.

Если коротко, то:

Рак 1 стадии характеризуется опухолью малых размеров в пределах единственного органа. Это рак на ранней стадии, который поддается успешному лечению.

Рак 2 стадии в сравнении с раком 1 стадии имеет бо́льший размер опухоли, при этом она укореняется вглубь органа, не задевая соседние ткани, но в некоторых случаях затрагивает лимфоузлы.

Рак 3 стадии предполагает размножение за пределы одного органа и повреждение регионарных лимфоузлов.

Рак 4 стадии характеризуется наличием метастазов.

Во время колоноскопии мне провели биопсию и отправили материал в лабораторию CSD для морфологической верификации диагноза и четкой диагностики типа опухоли.

Ну, теперь все совсем было понятно. Рак четвертой стадии, что делать? Или уже ничего не делать?

Разумеется, я сел на телефон и начал обзванивать своих друзей-онкологов.

Конечно, для всех, кто узнавал, это был шок: «Как так? Да ну? Уверен?».

Естественно, я у всех спрашивал о прогнозе: «С этим вообще живут?».

Большинство ответов были такими:

— Ты же доктор, и сам понимаешь, что прогноз на этой стадии неблагоприятный.

Я поднял литературу. Цифры по какой-то более-менее длительной выживаемости были разные — от 7 % до 25 %. Это, конечно, немного, но кто-то живет дальше, почему это не могу быть я?

Кроме того, рак — очень древняя и загадочная болезнь, много нюансов и необъяснимых вещей.

Конечно, я хотел сразу начать химиотерапию, трубы горели, хотелось поскорее развернуть борьбу. Но проводить химиотерапию без морфологического подтверждения диагноза невозможно. Я поехал в ту же клинику «Добробут», где сдал свой материал на исследование, в общем, диагноз мне поставили в четверг, а в понедельник я уже был на первой химиотерапии.

Патоморфологическое заключение: «Умеренно-дифференцированная аденокарцинома». Эх, как все оперативно получилось! Раньше бы обследоваться и проявить такую прыткость…

Первые курсы химиотерапии и жизнь, которая текла своим чередом

Ну, рак, стадия четыре, что дальше? Как лечить?

Начать лечение я решил в небольшой, но хорошей частной онкологической клинике, расположенной в живописном месте в селе Лютеж, недалеко от Киева.

Главный клинический онколог Михаил Юрьевич осмотрел меня, изучил результаты дополнительных исследований и сказал:

— Ситуация непростая, пока с операцией торопиться не будем, нужна паллиативная химиотерапия.

Слово «паллиативная» у меня ассоциируется с неизлечимостью. Как правило, это терапия, которую проводят, чтобы уменьшить симптомы либо остановить на время прогрессирование болезни. Я, конечно, был настроен на радикальную терапию, с места в карьер, на операционный стол.

Но на моей стадии вначале было необходимо взять болезнь под контроль.

Есть такой термин «неоадъювантная химиотерапия», она назначается до радикального хирургического удаления опухоли. Но для меня этот термин не применяли ввиду неизвестности будущего.

Вообще говоря, онкологи в большинстве своем крайне немногословны, уж больно коварная и непредсказуемая эта болезнь.

Я добывал информацию буквально по крупицам, пытался систематизировать, чтобы по фрагментам воссоздать полную картинку для себя.

На этом этапе я подумал: «Вот это болезнь! Я, доктор, медицинский предприниматель, консультант мирового уровня, так трудно складываю пазлы, а как быть простому человеку?».

Куда бежать, что делать? Кого слушать? С чего начинать?

Пол Каланити, американский врач-нейрохирург, написал книгу «Когда дыхание растворяется в воздухе». Книга стала бестселлером, но читается тяжело из-за того, что она очень правдивая. Автор умер в процессе ее написания от рака легких, и книгу дописывала уже его жена — для меня это самый душещипательный момент.

Вот цитата из этой книги:

Из этой цитаты понятно, что доктор долго испытывал угрожающие симптомы, но обследование не проходил. Почему?

Все то же горе от ума. Доктор знает кучу болезней, которые дают похожие симптомы, и не спешит обследоваться. Кроме того, ему известно, что купить в аптеке, чтобы симптомы уменьшились…

Поэтому мы, врачи, часто начинаем лечиться, когда уже поздновато…

— Иванов, вы смерти боитесь?

— Доктор, мне не нравится начало нашего разговора.

Говорят, что с раком лучше всего борются дети — они не понимают всей опасности ситуации, они просто хотят играть. «Давайте, лечите меня поскорее, я играть хочу».

И все же мне хочется думать, что мои знания и способности обрабатывать информацию сослужили мне добрую службу. Я привык все делать осознанно, ставить ясные и понятные цели, визуализировать их достижение.

Вопрос, каковы эти цели? Мы не все можем осознавать, в последний год мне в голову стучалась фраза: «Блин, как хочется домой». Причем чаще всего эта мысль ко мне приходила именно тогда, когда я в своей квартире, общаюсь с семьей, играю с собакой. Потом я себя одергивал: «Чего это я? Я же дома, наверное, нужно реже ездить в командировки».

Итак, мне назначили курс химиотерапии.

Практика показывает, что большинство людей вообще не понимают, что это такое.

Объясню просто.

Химиотерапия рака — один из методов лечения различных видов рака с помощью введения в организм человека специальных химических веществ или лекарственных препаратов, так называемых противоопухолевых (антинеопластических) химиотерапевтических агентов.

Все противоопухолевые химиотерапевтические препараты по своему принципу действия являются мощнейшими клеточными ядами или токсинами. Они губительно воздействуют на быстро делящиеся клетки злокачественных опухолей при сравнительно меньшем отрицательном повреждающем воздействии на здоровые клетки и ткани организма хозяина, носителя злокачественной опухоли.

Основной принцип таков: нужно убить рак и постараться полностью не убить организм, то есть рак должен стать мертвым, в то время как хозяин — полумертвым.

Я понимал, какой букет новых ощущений меня ожидает, и прекрасно знал о токсичности химиотерапии, о том, как она высушивает человека. Но желание жить подталкивало меня к тому, чтобы быстрее начать.

Перед проведением химиотерапии я прошел все возможные и невозможные обследования: желудочный зонд, повторные детальные МРТ, сотни анализов, в том числе на ВИЧ, гепатиты…

Мой организм был абсолютно здоров — ни одного камушка или кальцината, ни одного утолщения стенки органа или фиброза, ни единого отклонения в анализах.

Все в норме, за исключением маленького нюанса — рак четвертой стадии.

Докторов-функционалистов очень удивлял мой соматический статус — как можно было на этой стадии оставаться таким «сохранным»?! Даже гемоглобин — 160, да и потери в весе не было, скорее, даже боролся с его избытком.

Поскольку я был пациент-«онконовичок», я задался целью изучить, что меня ждет на химиотерапии, и в особенности то, как люди ее переносят.

У меня было много друзей, которые перенесли рак, я решил их обзвонить, спросить совета.

Мой друг, замечательный хирург-травматолог, перенес достаточно редкий рак печени. Он начал лечение в Германии с химиотерапии. Опухоль была первично неоперабельная, располагалась возле воротной вены, поэтому только химиотерапия давала надежду.

Наша коммуникация не вселила в меня особого оптимизма, и все же я был благодарен ему за искренность.

— Послушай, Юра, я начал лечение в Германии, инвестировал в него 80 тысяч евро, три раза во время химиотерапии я был на грани самоубийства, даже не знаю, как все это вынес. Самое обидное, что опухоль практически не уменьшилась, а немцы отказались меня оперировать. В Украине согласились сделать операцию с помощью крионожа в клинике Спиженко. Слава Богу, после этого уже прошло четыре года, но я все время начеку…

— А я смогу работать, вести более-менее нормальный образ жизни?

— Нет, это нереально, сразу настройся на состояние ближе к звездецу.

Затем я позвонил нашей близкой подруге, которая перенесла рак. Ее слова тоже не сильно обрадовали:

— Понимаешь, часто пациенты переносят химию за химией, а болезнь все равно прогрессирует. У меня масса подруг, которых лечили-лечили, а потом просто умывали руки. Вообще в онкологии принято умывать руки, мол, что вы хотели — не помогает, мы бессильны. Поэтому важно найти доктора, которому ты доверяешь.

— А как ты химию переносила?

— Первые химии были кошмаром, я не могла ничего делать, бросалась на родных, не знаю, как они это выдерживали. Но последующие как-то научилась переносить, даже пыталась работать.

Было еще четыре звонка, разная информация, но все отмечали, что химия — это жесть.

В это время мне приходилось сообщать о своем диагнозе друзьям, у всех округлялись глаза.

— Как — у тебя? Да не может быть!

— Почему не может быть? С тобой же случилось.

В этот момент я испытывал необходимость в поддержке друзей и семьи, и получал ее сполна. Моя жена Ирина готовила вкусную еду и подбадривала меня, не жалела, потому что знала, что я этого не люблю. Мои дети Валерия и Егор не задавали ненужных вопросов, обнимали меня и излучали любовь. Мама каждый день молилась, заказывала службы, но в личных разговорах ни разу не заплакала, продолжала работать в салонном бизнесе и приносить прибыль. Как-то все были относительно спокойны: «Ты нас не покинешь…»

Отдельное спасибо близким друзьям, я получал постоянную ненавязчивую поддержку, без соплей, спокойную и очень нужную.

Роман Супер написал книгу «Одной крови» о том, как его любимая жена заболела лимфомой, там есть одна интересная цитата:

Разумеется, о последствиях химиотерапии я спрашивал и у врачей.

— А волосы у меня выпадут?

— Да, чаще выпадают, но часто и нет, все индивидуально.

— А работать я смогу?

— Что-то несложное можно, у нас есть пожилые люди, которые нормально справляются, даже ездят за рулем. Есть один бизнесмен на жестком протоколе с раком поджелудочной железы, так он после курса химии вообще поехал на море и оттуда работал дистанционно.

Меня, конечно, интересовало, в какой протокол меня возьмут.

Что такое протокол?

Это такая вселенская онкологическая мудрость, схема терапии, которая доказала свою эффективность на тысячах пациентов.

Как правило, протокол — это схема лечения из 3—6 препаратов…

Дело в том, что различные противоопухолевые химиопрепараты имеют разные и не всегда перекрывающиеся спектры побочных эффектов и осложнений, ограничивающих их максимальные дозы (так называемая «дозолимитирующая токсичность»). Поэтому при рациональном сочетании химиопрепаратов с разными неперекрывающимися побочными эффектами возможно их совместное использование в составе одной комбинации в полных или почти полных дозах.

Меня взяли на режим лечения FOLFOX.

Достаточно токсичный протокол, вот моя строчка в протоколе:

FOLFOX: кальция фолинат — calcium (FOL)inate, Фторурацил — (F)luorouracil, Оксалиплатин — (OX)aliplatin

Химиотерапия вводится внутривенно капельно примерно на протяжении трех дней, далее две недели перерыв, затем опять введение, после этого перерыв — в таком режиме нужно жить длительное время. Насколько долго, я еще не понимал.

Так, а операция возможна или нет? И если возможна, то когда?

Разумеется, я опрашивал всех, получал второе, третье, десятое мнение.

Мой друг, замечательный хирург Денис Владимирович Рейзин, посоветовал мне очень грамотного доктора-онколога в клинике «Феофания» — Евгения Мирошниченко.

Евгений дал ряд дельных рекомендаций:

— У вас ситуация серьезная — метастатическая болезнь. Даже если операция пройдет хорошо, нужен длительный курс непрерывной химиотерапии, не менее полугода. Ну и, к сожалению, чаще всего при данной форме случаются рецидивы.

— А какая это должна быть операция?

— Лучше сделать все одноэтапно, то есть резекция пораженного кишечника + резекция пятого сегмента печени + удаление желчного пузыря + удаление лимфоузлов.

— А желчный-то зачем?

— Поражен пятый сегмент печени, а желчный при этой локализации улетает автоматом…

Вот так объем операции! Я раньше вообще ничего серьезного в плане операций не переносил, а тут столько вырезать, да еще и непрерывно «химичиться» минимум полгода…

Это как в анекдоте про тараканов:

— Куме, мы травим тараканов, а они точно умрут?

— Может и не умрут, но того здоровья уже точно не будет.

Я перепроверил и перезвонил своему другу хирургу-травматологу, тому самому, который перенес рак.

— Как думаешь, возможно все сделать в один этап?

— Можно, но операция технически взрослая, нужно искать того, кто это сделает.

— А с кишечником что, его смогут сшить?

— Нет, готовься к стоме, превентивная стома накладывается на полгода, при таком объеме операции никто не пойдет на то, чтобы сшивать кишку конец в конец.

Для справки: колоностома — это искусственно сформированный свищ, выход на живот, для эвакуации каловых масс.

Для многих пациентов стома звучит как приговор, крайне неприятно осознавать, что ты даже не сможешь сходить в туалет как нормальный человек.

За несколько дней я изучил все, что можно, по вопросу данных операций и поднял все свои связи.

Мой давний друг Андрей Семиволос, по образованию доктор-онколог, на момент моего заболевания был заместителем министра здравоохранения Украины. Люди в статусе чиновника часто трубку не берут, но когда я звонил, он всегда уделял мне время.

Я поделился с Андреем своей бедой, он сказал:

— Прогноз, конечно, неблагоприятный, но ты, наверное, и сам об этом знаешь

— Ну, догадываюсь.

— Есть очень хороший хирург по твоей теме!

Так в моей жизни появился очень нужный человек, заведующий отделением колопроктологии Виталий Васильевич Звирич.

Я обратился к Виталию Васильевичу, и он дал мне надежду:

— Послушайте, Юрий, мы можем провести такую операцию в один этап, причем бо́льшую часть ее мы сможем сделать лапараскопически.

— А как вообще насчет моего рака, можно все удалить?

— Нужно посоветоваться с гепатологами, как по мне, метастаз выглядит как резектабельный.

Для справки: метастаз считается резектабельным, когда его можно попытаться радикально удалить, то есть имеется техническая возможность осуществить операцию.

Если метастазы оказываются большими либо неудачно расположенными, их стараются сократить, уменьшить в объеме, произвести так называемый шринкинг, чтобы потом осуществить резекцию.

Я прошел очередное МРТ, для того чтобы полнее оценить ситуацию.

Виталий Васильевич позвонил с хорошими новостями, которых в последнее время было немного:

— Мы сможем выполнить данную операцию в один этап! Вы попали в небольшой процент резектабельных метастазов, расположение опухоли оказалось удачным.

— А стому будете накладывать?

— У вас здоровый организм, постараемся обойтись без нее.

Ну что, план сложился: вначале три курса химиотерапии в клинике «Инновация», потом оценка динамики терапии (прогрессирование опухоли, стабилизация, регресс), далее операция, затем опять химиотерапия.

Когда есть план, как-то все понятнее, и нужно решительно приступать к реализации.

Конечно, на моем консультационном пути было множество «мутных» советов и рекомендаций.

К примеру, я обратился к одному известному профессору, и он дал мне следующие вводные:

— Нельзя трогать метастаз, в этом нет никакого смысла. Я уберу вам зону первичного поражения и лимфоузлы, а далее нужно ехать в Германию на курс иммунотерапии. Они натренируют антитела против вашего метастаза, люди после этого живут по 10—15 лет. Лечение, конечно, дорогое, стартует от 30 тысяч долларов, но оно того стоит.

Я был не против Германии, да и деньги у меня были, но я не нашел в международных протоколах ничего подобного. А все-таки доказательная медицина рулит.

Были советы пойти к астрологам, нумерологам и прочим шаманам… Я подумал, что это всегда успеется, а пока есть шансы лечиться в доказательном поле, буду разыгрывать их все. Также советовали делать операцию, ориентируясь на лунный календарь. Но я больше думал о том, как найти лучшую операционную бригаду, ведь моя операция предусматривала работу сразу четырех хирургов: Виталий Васильевич с ассистентом и хирург-гепатолог с ассистентом, плюс нужно было найти классного анестезиолога — это очень важный момент при таких объемных вмешательствах.

Конечно, я накупил кучу БАДов, чаев, бросил пить, изменил характер питания, об этом я напишу отдельную главу.

Итак, я пришел на первую химиотерапию. Кап-кап.